Москва > Улицы Москвы > Воздвиженка

Воздвиженка

Воздвиженка не единожды меняла свое название, ее населяли самые разнообразные жители, видоизменялся ее облик, неизменным оставалось одно — она всегда была в центре скандалов.

В XIII–XIV веках она была скромным путем от берегов Неглинной в Великий Новгород и пролегала сквозь густой, вековой лес. Поэтому своим первым названием она обязана арабскому топониму — Орбат, который означал «предместье около города». Со временем она стала торговым направлением на Смоленск, а специфика «акающей» речи москвичей превратила ее в Арбат.

Царь Алексей Михайлович посчитал более логичным переименовать ее в Смоленскую, популярность ее нарастала, и вдоль улицы начали вырастать усадьбы знати. Яркой ее достопримечательностью была Крестоводвиженская церковь, отстроенная при Иване Грозном. С ней связана легенда о юродивом Василии Блаженном, который однажды пришел в монастырь и начал безутешно плакать. Никто не мог определить причину его слез, а на следующий день чудовищный пожар спалил сначала деревянную церковь, а затем почти всю Москву.

Церковь дала очередное имя улице — Воздвиженка. Ее оснастили булыжной мостовой и газовыми фонарями, пустили сначала конку, а затем и трамваи.

В советские годы улице пришлось носить имя Калинина, потом побывать улицей Коминтерна и даже Калининским проспектом, вернув свое название только в 90х годах.

В первую очередь на улице привлекает внимание сказочный особняк Арсения Морозова, списанный им с португальского дворца Пена. Мавританский стиль с колоннами и ракушками вызвал скандал, еще более разросшийся из-за не прекращавшихся грандиозных вечеринок, устраиваемых хозяином. В одну такую попойку Морозов на спор выстрелил себе в ногу и через пару дней умер от заражения крови.

Следующая скандальная история связана с прекрасным особняком Шереметева, некогда выкупленным у Алексея Разумовского. Именно здесь в 1801 году граф и сенатор отмечал свою свадьбу с 16-летней крепостной актрисой своего же театра Прасковьей Ковалевой. Влюбленного без памяти Шереметева пытались отговорить родственники, обвиняли в сумасшествии, отказались знаться с ним. Граф страдал, свалился с горячкой, но не изменил своему чувству.

Страстно любимая жена скончалась уже через 2 года после свадьбы, и в память о ней безутешный Шереметев основал для всех больных и неимущих странноприимный дом, ныне известный как Институт Склифосовского.

На противоположной стороне улице расположился дом, прозванный «Болконским». В ХIХ веке в нем жил генерал Волконский, приходившийся дедом Льву Толстому, на чьих блистательных балах часто присутствовал внук. Впоследствии писатель списал с него образ старого князя Болконского для своего бессмертного романа.

После революции в доме генерала Волконского разместился Народный комиссариат по морским делам во главе с будущим мужем Александры Коллонтай Павлом Дыбенко. Коллонтай была символом революции, бесстрашной валькирией, с балкона Волконского пропагандирующей свободу, в том числе и в сексе. Она выступала за аборты, настояла на декретах о более простой для женщины процедуре развода и легализации «гражданских браков».

Чуть поодаль в тени деревьев притаился особняк Варвары Морозовой, матери застрелившегося Арсения. Предприниматель и благотворительница для строительства пригласила Роберта Клейна, позже создавшего музей им. Пушкина. Настоящее итальянское палаццо с портиками и грифонами привлекало в свои теплые объятья Чехова и Толстого, Белого и Брюсова, Серова и Сурикова. Культурно-общественная жизнь бурлила здесь так насыщенно, что усадьба считалась неблагонадежной и находилась под присмотром полиции. Так, она являлась местом встречи «Союза освобождения», боровшегося за конституционную монархию, отчуждение частных земель в общественное пользование, избирательное право. Хотя собрания общества имели большой успех и часто фиксировались полицией, влияние Морозовой было слишком велико, чтобы власти осмелились вмешаться.

Принимавшая у себя даже большевиков, Варвара Морозова буквально несколько дней не дожила до революции.